Автор: Shelen (Мгхам)
Бета: PrInSe Kiro
Пейринг, персонажи: Гэвин Рид/RK900
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, постапокалиптика, фантастика, экшн
Предупреждения: ООС, насилие, овипозиция
Размер: 9811 слов
Краткое содержание: на границе между реальным и потусторонним всё, на самом деле, не то, чем кажется.
Посвящение: Вся работа выросла из заявки V-16 на кинк-фест, поэтому посвящается заказчику целиком и полностью.
Кинк на обнажение и стыд. Человек раздевается и стыдится своего несовершенства, андроид наслаждается по полной программе. (унижение человека или кинк на его несовершенство по выбору автора) А потом делает человеку хорошо.
В процессе писева поверх заявки внезапно нарос мир, сюжет и кое-какой обоснуй, сам кинк стыдливо прячется за тысячей слов.
Примечания автора: овипозиция и инсектофилия указана из-за мимолётного упоминания вот этого вот в 3ей главе.
читать дальше
— Слышал новости? — закатный солнечный блик на мгновение высветил золотом голографический бейдж на униформе, выпукло перелился на буквах «Бен Коллинз», когда Бен отлепился от ограждения и оглянулся в поисках напарника. — Говорят, южный блокпост схлопнулся, и мы теперь последний рубеж. А ещё говорят, из Вашингтона… Гэвин?
Гэвина Рида, сержанта патрульной службы Детройта, поблизости не обнаружилось. Бен заозирался, вслушиваясь в тишину. Здесь, на пятнадцатом аванпосту окраин города, всегда было тихо, но сейчас тишина стала недружелюбной и давящей.
«Как перед выбросом», — подумал Бен и за мгновение облился холодным потом.
— Так что там из Вашингтона? — закутанный в маскировочный плащ по самые глаза Рид невозмутимо вынырнул из зарослей густого кустарника, разматывая полупрозрачную нить сталепаутины.
Его голос разбил тишину и настороженность, Бен понял, что даже дышать перестал и выдохнул, чувствуя, как слегка подрагивают колени. А ещё он напрочь сбился с мысли, и настроение скоротать хотя бы часик службы за ненавязчивым обсуждением новостей тоже улетучилось безвозвратно.
— Ничего, — буркнул он, переводя дыхание. — Сам узнаешь, как вернёмся.
Рид покладисто кивнул и полез в другие кусты. Сталепаутина послушно тянулась за ним, и Бен не смог промолчать.
— Зачем тебе растяжки эти? — спросил он, близоруко щурясь, сталепаутина мгновенно сливалась с мокрым, жирным черноземом. — Это же даже не наш аванпост, доработаем и забудем.
На этот раз Рид не успел далеко отойти и услышал.
— Мне вообще незачем, — недружелюбно ответил он из кустов. — Но ты стену видел? Если не отпугнуть термитов, то в ней скоро дыры зиять будут.
— А вообще чье это место? — спросил Бен, пытаясь вспомнить расписание и причину, по которой их перевели с уютного и давно обжитого двадцать третьего аванпоста в эту лесную глушь. — Пусть делом занимаются…
— Ничьё, — буркнул Рид и защелкал болтером, настраивая сигнал нейроимпульса.
Не лень же ему было заряды тратить.
Бен вздохнул, посмотрел на стену за спиной — так-то Рид прав, того и гляди обвалится. Только и работой чужой заниматься желания не было, до конца смены всего ничего, но совесть кусала, и Бен подслеповато всмотрелся в траву. От слабого заряда нейроимпульса человеку ничего не будет, это термитов размазывало в кашу, но приятного всё равно мало.
Он уже положил ладонь на рукоять болтера, почти решился отодвинуться от надежной каменной кладки больше, чем на пять шагов и нырнуть в густые заросли, но кинул последний тоскливый взгляд поверх края стены и замер.
— Гэвин, — позвал Бен, хлопая себя по карманам в поисках переговорного комма. — Заканчивай с благотворительностью, за нами летит «воробей».
Департамент патрульной службы с высоты полета напоминал разворошенный муравейник. Гэвин поерзал на жестком сидении и прищурился, рассматривая посадочную площадку, в глаза бросилась яркая полосатая раскраска междугороднего скоростного коптера класса «колибри», и он поморщился. С патруля их бы не сняли без веской причины и, если этой причиной были гости из Вашингтона, — Гэвин заранее их ненавидел.
— Смотри, смотри, — на соседнем неудобном сидении так же ерзал временный напарник Бен. — Вон «пингвин» с южного блокпоста! Всего один! Неужели выживших так мало?
Гэвин угрюмо промолчал, только закутался в плащ поплотнее. На этом блокпосте служила Тина Чэнь, давняя подруга ещё с времен академии, и от неё вестей не было уже третью неделю, но делиться своими переживаниями Гэвин не собирался.
На посадочной площадке их ждали. Бена сразу же отпустили с миром, и он не стал задерживаться, ушел, дружелюбно улыбнувшись провожатой — миловидной хрупкой блондиночке. Гэвин же только подтянул повыше широченный ворот маскировочного плаща. Всю дорогу блондиночка кидала на него заинтересованные взгляды и этим нервировала всё больше — не любил Гэвин пристального внимания. Со стороны милых, цветущих девушек — особенно.
Поэтому к просторному кабинету капитана Фаулера он подходил уже слегка вскипевший изнутри. А потом разглядел сгорбленную фигуру на одном из кресел для посетителей, и раздражение рассеялось без следа.
— И ты тут? — Гэвин плюхнулся рядом с Тиной Чэнь. — Рад тебя видеть.
Тина подняла на него уставшие глаза с сеточкой полопавшихся капилляров и подняла уголки губ в невеселой улыбке. Выглядела она не очень.
— Я тебя дождалась, — сказала она хриплым, простуженным голосом и привалилась виском к его плечу.
— Что там? — Гэвин чуть повел плечом в сторону кабинета и приобнял подругу одной рукой.
— Какой-то пиздец там, — поделилась Тина. — Прилетел хлыщ из Вашингтона. Его интересуют морлоки, Гэвин. Южного блокпоста больше нет, а их интересуют только морлоки.
Ответить Гэвин не успел. Дверь кабинета резко распахнулась, явно пнутая изнутри от души, и оттуда вывалился взбешенный лейтенант Андерсон.
— Нахуй, Джеффри! — рявкнул он в распахнутую дверь во всю мощь легких. — Я всё сказал!
Следом за ним вышел ровный как палка, и невозмутимый, как осеннее небо, RK800 Коннор, и у Гэвина фантомно зачесалась переносица. Косой шрам под ней полгода назад оставил именно он.
Коннор скользнул по нему ровным, бесстрастным взглядом, и сразу заныло под ребрами слева. Гэвин едва сдержался, чтобы тоже не рявкнуть пару ласковых — Коннор на всех смотрел дружелюбно и чуть-чуть доверчиво, этот взгляд каждый раз выворачивал Гэвина наизнанку. Было время, когда такой взгляд доставался и Гэвину, но теперь Коннор смотрел всегда одинаково безразлично.
Невыносимо.
Гэвин даже перевелся на участок, максимально далекий от маршрутов Андерсона, чтобы как можно реже натыкаться на андроида, и полгода удачно избегал встреч. Оказалось — зря, один взгляд вскрыл все защиты, снёс все стены, и под ним Гэвин был беззащитен и гол.
Как перед морлоком.
Тина почувствовала его состояние, предупреждающе стиснула пальцами запястье, вдавив ногти в кожу, и пришлось уткнуться глазами в пол и подышать глубоко и размеренно, чтобы успокоиться.
— Рид, зайди, — последним из кабинета грузно выплыл капитан Фаулер. — Хэнк, на два слова.
Шагая к распахнутой двери, Гэвин, ни на что не надеясь, выставил вперед плечо. Он был уверен, что уж теперь-то андроид отодвинется с пути, но Коннор тоже выставил плечо, и в него Гэвин врезался, как волны врезаются в волнорез. Коннор был твёрдый, как скала, и такой же монументальный, его даже с места сдвинуть не получилось, плечо вспыхнуло болью, обещая шикарный синяк уже к полуночи.
Заходя в кабинет, Гэвин был иррационально счастлив. Боль и знание, что она какое-то время будет с ним — дня три-четыре, синяки заживают удручающе быстро — наполняли его извращенной радостью. И даже четкое понимание, что потом от ненависти к себе за эту радость будет натурально тошнить, не омрачало ярких чувств.
А потом Гэвин поднял голову. И врезался взглядом в двух Конноров сразу.
На мгновение перехватило дыхание. Гэвин уставился на одинаковые лица, потом заметил, что глаза у этих кукол голубые, и в целом что-то неуловимое было, отличающее. Даже попустило немного, он услышал, что ему что-то говорят и смог отвлечься от разглядывания.
— Что? — переспросил он, только сейчас заметив, что помимо андроидов, в комнате есть ещё один человек, сейчас раздраженно поджавший губы.
— Специальный агент Ричард Перкинс, — представился человек ещё раз. — Присаживайтесь, сержант Рид.
Специальный агент занимал стол капитана, Гэвин упал в кресло напротив и уставился на него, опасаясь снова залипнуть на андроидов, выглядящих как точная копия его душевных терзаний. Выглядел специальный агент порядком заёбанным, но глаза смотрели холодно и цепко, и губы сжимались в жесткую строгую линию. Под недобрым взглядом хотелось поёжиться, но Гэвин только плечи расправил.
— Не жарко? — Перкинс повел подбородком, указывая на маскировочный плащ, и Гэвин с трудом подавил желание подтянуть ворот до самых глаз.
— Нет.
— Тогда приступим, — Перкинс сцепил пальцы в замок, под ладонями хрустнула желтая папка с личным делом Гэвина Рида, мелькнул на мгновение голографический гриф службы безопасности. — Что вы знаете о морлоках, сержант Рид?
— Появляются после выбросов, — монотонно завёл Гэвин, будто экзамен сдавал. — Уязвимы для холодного оружия. Ранг опасности…
Перкинс поднял руку, останавливая зачитывание скудных данных, известных каждому курсанту патрульной академии.
— Вы не поняли, сержант. Меня не интересует материал энциклопедий. Расскажите то, чего нет в официальных базах данных.
Гэвин ухмыльнулся.
— Вы думаете, я сейчас расскажу что-то сверх известного? Мне нечем вас порадовать, специальный агент.
Взгляд Перкинса заострился и потяжелел.
— Вы встречали морлоков?
— Да.
— Откуда они появляются?
— Из столба выброса.
— Как они выглядят?
— Нет определенного облика. Морлок каждый раз разный.
— Как отличаете морлоков от всего остального?
— Чувствую их ауру.
— Скольких вы убили?
— Почти полсотни за десять лет патрульной службы.
— Что делаете с трупами?
У Перскинса однозначно был опыт допросов. Вопросы сыпались один за одним, без пауз, твёрдым, уверенным голосом. Гэвин даже вспомнил тот единственный раз, когда его по-настоящему допрашивали и невольно поежился.
— Нет никаких трупов, — пришлось приложить усилие, чтобы голос звучал так же ровно, как и до этого. — Всё, что остаётся от морлока — это лужица слизи, которая мгновенно впитывается в любую поверхность.
Поток вопросов иссяк и Гэвин позволил себе короткую злую усмешку. Что в прошлый раз, что в этот — у него не было информации, которую от него хотели получить.
— Что вы думаете по поводу андроидов и морлоков?
— Ничего хорошего.
Гэвин окончательно расслабился, откинулся на спинку кресла. Так вот зачем специальный агент поперся сюда из Вашингтона. Какая глупость.
Перкинс повел бровью, молчаливо предлагая продолжить, и Гэвин охотно пояснил:
— Во-первых, нет ни одного однозначного критерия опознания морлока. Его можно увидеть и услышать, но нельзя опознать и занести в базу. Морлок опознаётся чувствами, ощущениями. Андроид не будет знать, что за хрень болтается прямо у него под носом. Во-вторых, все морлоки — псионики. Воздействуют напрямую на мозги, плавят реальность и каждый раз, оказываясь перед морлоком, я вижу перед собой кого угодно, но не тварь из выброса. Что будет видеть машина и как отреагирует? Как выберет цель?
— И что же вы видите? — вкрадчиво поинтересовался Перкинс.
— У патрульных не принято об этом спрашивать, — допрос зашел в тупик, и Гэвин откровенно глумился.
— Ну что же, — специальный агент разочарованно пожевал губу. — Я правильно понимаю, что вы тоже откажетесь взять андроида? RK900 Коннор, новейшая разработка.
Это был удар ниже пояса. Свой собственный Коннор.
У Гэвина подскочил пульс, и мгновенно вспотели ладони. Перкинс рассказывал ещё что-то про улучшенную защиту от излучения выбросов, исключающую возможность девиации, но Гэвин уже не слушал.
— Не откажусь, — перебил он проникновенную речь специального агента.
— Я же говорил, — раздался из-за спины голос капитана; несмотря на габариты и внушительную комплекцию двигался Фаулер совершенно бесшумно. — Никто не захочет. Стоп… Что?
— Я не откажусь, — хриплым, подрагивающим голосом подтвердил Гэвин. — Я возьму андроида и восемнадцатый аванпост. Под мою ответственность.
Зато, когда он склонился над столом, ставя размашистую закорючку в договоре — пальцы совсем не дрожали. Над его головой специальный агент Перкинс и капитан Фаулер обменялись тяжелыми взглядами, в коридоре ждала Тина и новости о разрушенном блокпосте, но Гэвину было не до этого.
Он предвкушал. И почти не ошибся.
Полуденное солнце слепило. Гэвин довольно прищурился в бездонное осеннее небо, пронзительная синева резала глаза. Редкие облака сбегались к горизонту и там кучковались, темнели, обещая дождь к ночи. Сбоку щелкнул болтер, и Гэвин скосил глаза в сторону и вниз.
Опустившись на одно колено RK900 Коннор настроил заряд растяжки в один щелчок, безупречно распределив нейроимпульс по сталепаутине. Андроид схватывал на лету, стоило один раз показать. В ловушках и растяжках Гэвин был хорош. RK900 Коннор был идеален.
Гэвин даже не завидовал.
Гэвин сладко обмирал от восторга. Полтора года назад из «Киберлайф» прислали новейший прототип андроида-патрульного. Гэвин влетел в новинку случайно — возвращался со смены, злой и уставший, и врезался в андроида. Помнится, он тогда даже буркнул что-то, напоминающее извинение, и только потом увидел диод на виске. Андроид даже не подумал уступить человеку дорогу. Гэвин восхитился и немедленно заинтересовался.
Осчастливили новейшей разработкой алкаша Андерсона. Какой-то рациональной частью мозга Гэвин понимал почему. Слегка поехавший крышей после потери семьи в выбросе, Андерсон ни с кем не хотел работать, а одному стоять в дозоре можно до первого морлока. Или второго. Или пятого.
Руководство рисковать не собиралось. Гэвин бесился. Доёбывал Андерсона и его куклу с силой тысячи выбросов. Андерсон хрипло смеялся, будто видел его насквозь. Андроид смотрел невозможными карими глазами, выворачивал душу наизнанку дружелюбием и таскался за лейтенантом как привязанный.
Гэвин бы так и спалил себя нахуй, день за днем натыкаясь на вожделенную куклу, ему не принадлежащую, но тут грянула Революция. После особенно сильного выброса, накрывшего почти весь Детройт пластиковые слуги человечества внезапно проснулись и решили, что с них хватит.
Революцию Гэвин почти не помнил. К его посту в тот день вышли два морлока. Они ходят поодиночке, но это был ужасный год, и силы выброса хватило на двоих сразу. Гэвин их убил. Они убили его напарника. Вернувшись со смены, Гэвин первым делом поспешил не в отдел, заполнять отчет, а взял «воробья» и отправился навестить Андерсона.
И увидел, как Коннор за стеной, на самом краю леса, держится за ручки с темнокожим лидером восставших машин, сверкая белым пластиком в сумерках. И целуется. Он тогда так охуел, что не заметил, как Андерсон вышел из крошечной каптерки, подошел почти вплотную и приставил игломет к виску.
— Вякнешь кому-нибудь — урою, — очень убедительно пообещал Андерсон. Руки запойного алкаша не дрожали. Голос был твёрдый и уверенный.
Две недели спустя, Гэвин, стерший обе руки на воспоминания о живом лице, сладком поцелуе и белых переплетенных пальцах, зажал Коннора в безлюдном углу и последовательно применил убеждение, шантаж и силу.
Коннор применил два приема рукопашной борьбы и именной игольник лейтенанта Андерсона — Гэвин потом нашёл отстрелянную оболочку иглы и проверил. Можно было подумать, что сломавший ему нос хлопком жесткой ладони по лицу андроид промахнулся, игла чиркнула по коже, оставив на память ровный шрам поперек лица.
Полгода старательно избегая встреч можно было вообще о многом подумать. О том, что андроид в принципе не промахивается с такого расстояния. О том, что андроидам строжайше запрещено брать в руки игломет, только болтер, неспособный причинить человеку серьёзный вред. Или о том, что Коннора почему-то не выперли из патруля, оставили прикрывать жопу Андерсону, хотя в Детройте машин больше не осталось, и вообще недолюбливали их после Революции. Или о том, что живой блеск глаз и ехидную полуулыбку на красивом лице видел один Гэвин.
Сейчас, неотрывно пялясь в светлые голубые глаза RK900 Гэвин думал о том, что называть собственную пластиковую игрушку Коннором — кощунство. ЭрКа, Девятьсот, Девять, жестянка — как угодно, только не Коннором. Коннор был живым. RK900 был куклой.
Послушной.
Красивой.
— Будешь отзываться на «Девять», понял?
— Информация обновлена, — отозвался Девять, не отрываясь от своего занятия.
Гэвин смотрел, как проворные длинные пальцы разматывают сталепаутину, и чувствовал, как сводит живот напряженным спазмом. Господи Боже. С живым напарником это Гэвин бы аккуратно оборачивал аванпост сетью растяжек и замазывал трещины в стене строительным клеем, высыхающим за секунды на открытом воздухе — сильнее тяги к Коннору была только ненависть к пограничным тварям.
С приставленной куклой Гэвин только торчал столбом и ломал глаза о широкие плечи, прядку, падавшую на высокий лоб — да, как у Коннора, — о пальцы, небрежно держащие блестящую на солнце ниточку сталепаутины. Он полагал, что будет смотреть на своего андроида и думать о Конноре, но о Конноре упрямо не думалось. Девять был другим. Не заглядывал в лицо дружелюбно, не окатывал звенящей бесстрастностью, а когда Гэвин прошел мимо, нарочито грубо попытавшись толкнуть плечом — андроид чуть отклонился и толчок вышел смазанным, едва ощутимым. Оставившим после себя жажду толкнуть ещё раз, всерьез, чтобы почувствовать хоть какое-то сопротивление.
Гэвин тащился от наглости и самоуверенности Коннора. От покорности и послушания Девять должно было скулы сводить пресным ощущением скуки, но не сводило. Наоборот, ощущение власти пьянило.
Вполглаза проверив сеть растяжек, Гэвин вернулся на стену. Работать желания не было. Было отчаянное желание убедиться, в самом ли деле Девять выполнит любой приказ.
Чтобы отвлечься, Гэвин поставил локти на шершавую каменную кладку, глубоко вдохнул осенний прохладный воздух — солнце, скатившееся за полдень, почти не грело — и осмотрелся. С холма, на котором стоял восемнадцатый аванпост, было видно реку и немного берег за ней. Когда-то там была Канада. Сейчас черной иглой вздымалась в небеса воронка антигравитации, истончаясь в пыль где-то высоко-высоко, терялась в синеве, и возле этого тончайшего острия кружились большие белые птицы. Раз в год из-за воронки приходила саранча, и зима становилась самым горячим временем года для патрульной службы.
А ещё куда-то туда ушли все мятежные андроиды-девианты.
Поняв, что мысли снова скатываются к пластиковым куклам, Гэвин досадливо сплюнул и почти силой заставил себя думать о другом. О разрушенном блокпосте Тины, например. Она сказала, что в этом году миграция саранчи началась на два месяца раньше обычного, и на этот раз их столько, что отступая, пришлось взорвать единственный мост через реку.
Отсюда, конечно, было не видно, кишит жуками противоположный берег или нет. Мостов и переправ в непосредственной близости от стен не было. Гэвин малодушно помечтал о том, что твари вообще обойдут стороной Детройт, и сам усмехнулся этим наивным мыслям. Саранча жрала человечину, чувствовала тепло и свет, и к людям тварей тянуло, как магнитом. Где бы они не перешли реку — к городу свернут всё равно, упрутся в стену. И вот в бою с жуками андроиды могли бы очень подсобить. Меткие, не знающие усталости, не боящиеся смерти.
Тьфу. Гэвин отлепился от стены и обреченно покосился себе за спину. В ожидании нового задания Девять застыл безжизненной статуей, сложив руки за спиной. Гэвин обмазал его липким, тяжелым взглядом, андроида выделили на месяц испытательного срока, и он сам себе клятвенно пообещал, что пройдёт не меньше двух недель, прежде чем он прикажет что-нибудь этакое, однозначно выбивающееся за рамки рабочих указаний.
И малодушно не думал о том, что не продержится столько.
Прошло ровно два дня. За эти два дня Гэвин извёлся буквально весь. Последнюю каплю в чашу терпения добавила погода — солнечные деньки закончились, дождь моросил с утра и до ночи. Размякшая от влаги почва скользила под подошвой, Гэвин ругался, Девять ловил его за локоть, не позволяя упасть. Место, где гэвиновой руки касались пластиковые пальцы, долго помнило их крепкое, уверенное прикосновение.
Термиты дождь не любили, растяжки стояли целые, и обход занимал всего минут двадцать. Остальное время смены бездарно тратилось на отработку взглядов. У Гэвина их был немалый арсенал — украдкой пялиться на неподвижного андроида, прожигать глазами, сосредотачивать внимание на какой-то одной детали, лениво облизывать затуманенным взором. Смена пролетала в один миг.
Вылезая за стену, Гэвин кутался в непромокаемый плащ. Девять не кутался ни во что, по бледному лицу скатывались капли воды, ресницы слипались и темнели, ещё больше выделяя светлые серо-голубые глаза, волосы реалистично мокли. Бесстрастно смотреть на влажные острые скулы и блестящие губы Гэвин не мог, его вело. Мысли разлетались, к андроиду неудержимо тянуло, и он старался быть ближе, почти притираясь маскировочным плащом к черно-белому форменному пиджаку.
Девять был выше. Ненамного, но чтобы смотреть прямо в лицо приходилось чуть поднимать голову. Скин безупречно имитировал человеческую кожу — Гэвин видел поры, морщинки, пеньки от бритья, родинки, влажные следы от капель. Одна такая только что скатилась со щеки на подбородок, оттуда капнула почти в лицо, и он понял, что практически носом уткнулся в андроида. И Гэвин не выдержал.
— На колени.
Девять послушно опустился на колени, поднял голову, заглядывая в лицо снизу-вверх. Пальцы тут же зачесались потрогать и Гэвин потрогал. Скользнул кончиками пальцев по виску, на котором безмятежно мерцал голубой диод, по скуле, задержал прикосновение возле уголка губ. Бархатистый влажный скин был лучшим, что ощущалось под пальцами за последние лет десять.
— Открой рот, Девять.
Голос охрип, время словно замедлилось, и Гэвин зачарованно смотрел как неторопливо размыкаются чувственные губы. Обвел подушечкой большого пальца слегка припухлую нижнюю губу, одурел от мягкости и нежности и скользнул глубже, касаясь острого края зубов.
В виски глухо ударило вожделение. Гэвин отнял руку от красивого лица, торопливо расстегнул пряжки шерстяной митенки, стащил её с руки, и вернул ладонь обратно. Поморщился — на ровном, влажно мерцающем скине собственная рука показалась уродливой — огрубевшая кожа, темные нитки шрамов, узловатые пальцы. На нескольких не хватало ногтей. Захотелось убрать руку, не осквернять красоту мерзкими и пошлыми касаниями, но злость, похоть и жажда взяли верх.
Гэвин грубо пихнул пальцы в приглашающе разомкнутые губы. Кожу обожгло теплом и влажностью, накатившая следом волна возбуждения была такой сильной, что колени дрогнули, и он пошатнулся, едва не навалившись на замершего на коленях Девять.
— Сука, — прошипел Гэвин, торопливо вытащил пальцы из этого невозможного рта и содрал митенку со второй руки, расстегнул ширинку, безбожно путаясь в застежках. Вздрогнул, обхватывая напряженный, пульсирующий жаром член холодными влажными пальцами.
— Оближи, — приказал, впихивая свободную ладонь в по-прежнему приоткрытые губы.
Девять послушно шевельнул языком, поднял взор от члена, яростно надрачиваемого прямо перед лицом, и уставился на Гэвина. Глаза в глаза.
Накрыло почти как выбросом. Гэвин не помнил, когда в последний раз спускал с таким неистовым наслаждением. Случившийся оргазм никак не походил на привычную, почти механическую дрочку по утрам. Кое-как отдышавшись, Гэвин с трудом открыл глаза, преодолевая блаженную пустоту в голове и яйцах.
Девять всё так же смотрел на него снизу-вверх. Красивое лицо непристойно заляпало спермой от бровей до подбородка.
— Блядь, — едва слышно выдохнул Гэвин, вытащил согревшиеся пальцы из гостеприимного рта и, поддавшись безумному порыву, размазал сперму по блестящим губам. Выглядел Девять теперь настолько порочно, что удержаться было невозможно, и он прижался губами к приоткрытому рту, втолкнул язык между разомкнутых губ. На поцелуй андроид не отозвался, и Гэвин понял, насколько глупо выглядит. С тем же успехом можно трахать языком дуло собственного игломета. Вот угораздило же.
Он с трудом застегнулся, пальцы не слушались. На нетвердых ногах доковылял до бочки с дождевой водой и плеснул в лицо, ледяная влага обожгла щеки. Странно он себя чувствовал. Испачкал андроида, а по ощущениям — испачкался сам, упал куда-то ниже дна в грязь. Туда, где разделить его страсть могла только пластиковая кукла, в которую не вписали оценочные суждения.
И ладно ещё вздрочнуть на красивое личико, с кем не бывает, святых в патруле не водилось. Но хотелось-то большего, а это пластиковое бревно и не поцелуешь даже толком.
— Умойся, — приказал он Девять, и, глядя на его мокрое лицо, пообещал себе, что больше никогда не притронется к этой бездушной кукле. Нахуй.
Своё обещание Гэвин нарушил ещё до конца смены.
Если бы Гэвин верил в каких-нибудь богов — он бы молился им денно и нощно. На восемнадцатый аванпост напало мирное, ленивое время. Иногда, очень редко, но такое все же случалось — выбросов не было, пустотные твари таились в лесах и не стремились выползать к людям, даже термиты затихали и не пытались растащить ночами стены по камушку.
Ничто не мешало Гэвину терять голову день за днем. К нему словно вернулись славные семнадцать, когда поводом для подрочить служила чья-то рубашка, расстегнутая на две пуговицы больше приличного, или слишком короткая юбка. О том, какого хрена происходит, он не думал. Он вообще ни о чем не думал, стоило только бросить взгляд на Девять, и кровь мгновенно отливала от головы и приливала к члену.
Дрочки перестало хватать спустя три дня, обжигающего тепла и влажности чувственного рта — спустя неделю, поэтому позавчера он раздел андроида. Удержаться было невозможно. Девять был рядом, имитировал дыхание, смотрел невозможными прозрачными глазами и всегда подчинялся. Дрожащими от возбуждения, потными пальцами Гэвин облапал его всего, даже не сняв перчаток, дурея от молчаливой покорности и абсолютного подобия человеческого тела.
Для упоительно-сладкого оргазма хватило потереться одетым собой о раздетого Девять. Торчащий из спешно расстегнутой ширинки член скользил по кубикам пресса, пачкал скин смазкой, Гэвин тихонько постанывал куда-то в жилистую шею, сжимал жесткое пластиковое тело в руках и хотел только одного — чтобы блаженное помутнение рассудка никогда не заканчивалось. И чтобы Девять его обнял.
Вчера Гэвин перчатки снял. И начал с самого главного — вогнал сразу два спешно облизанных пальца в узкую дырочку между белых ягодиц. Лежащий грудью на стене Девять даже не шевельнулся, а Гэвин понял, что проебался — без смазки о настолько нецелевом использовании вверенного оборудования можно было забыть. Правда, тереться напряженным членом о прохладную кожу ягодиц оказалось тоже очень даже неплохо, и лениво размазывая сперму по рельефной пояснице, Гэвин почти не сожалел о неслучившемся сексе.
Но силиконовую смазку для иглометов на следующий день с собой прихватил, она не должна была повредить биокомпоненты андроида. О собственной безопасности Гэвин подумал уже когда размазывал её по члену и тут же наплевал на все возможные последствия. Полураздетый Девять уже привычно лежал грудью на стене, широко расставив длинные ноги. Гэвину нравилось его раздевать и не нравилось раздеваться самому, поэтому из собственной одежды он только плащ снял и перчатки, да ширинку расстегнул и притерся каменно-твердым членом к упругой заднице. Погладил рельефное, жесткое бедро покрытое бархатным скином, сжал в пальцах ягодицу, оттягивая её в сторону, и, наконец-то, толкнулся внутрь.
Девять оказался таким узким, что перед глазами звезды заплясали. Тугие шелковые стенки плотно обхватывали болезненно напряженный член, Гэвин втолкнулся до конца и замер, с тихим стоном опустив голову на широкое плечо.
— Должен напомнить, что я не предназначен для взаимодействия сексуального характера, — внезапно ожил Девять. Охуенно вовремя, конечно, об него вторую неделю как только не дрочили.
— Заткнись, — простонал Гэвин, которого к краю мучительно острого удовольствия подбросило одним осознанием того, что Девять реагирует на его действия. — Ради всего святого, просто заткнись…
Андроид покладисто заткнулся, но было поздно.
«Едва не спустить от мимолетного зыбкого ощущения сопричастности — ниже падать уже некуда, Гэвин Рид».
Мысль горчила на языке, окрашивая секс легким привкусом обреченности. Гэвин зашипел, чуть отодвинулся и мстительно двинул бедрами, толкаясь в горячую тесноту. Девять обхватывал его член почти до боли туго — плевать. Всё равно выдержки хватило ровно на четыре торопливых рваных толчка, а потом тело скрутило сладкой судорогой, в ушах зазвенело, и Гэвин хрипло застонал, впиваясь зубами в выставленное пластиковое плечо.
Отдышавшись, он приподнялся, невольно залюбовался широкой, рельефной спиной, а когда поднял голову — увидел внимательный серо-голубой глаз. Девять очень серьёзно смотрел на него, вывернув голову над плечом.
Этот взгляд врезался в Гэвина острым клинком случившейся непоправимости произошедшего. Сердце тяжело ударилось о ребра, дыхание сбилось, глаза едко защипало и показалось, будто случилось что-то страшное, безнадежное, что мир больше никогда не будет таким, как прежде. Гэвин моргнул. Наваждение тут же спало.
Ну, выебал куклу, подумаешь… Полтора года назад кто только не занимался тем же самым.
За стеной глухо бахнуло, и над деревьями всплыла фиолетовая сигнальная ракета. Как же вовремя!
Он отодвинулся, опавший член легко выскользнул из горячего нутра.
— Приведи себя в порядок, — скомандовал Гэвин, наспех вытираясь видавшим виды платком и кидая использованный кусочек ткани на спину Девять. — И одевайся, посмотрим, кого там принесло.
Из леса принесло галатриду. Дрянь зацепилась парой клешней за растяжку, и сигналом нейроимпульса, рассчитанного на маленького термита, ей только парализовало половину конечностей. Чувствуя, как зубы сжимаются до скрипа, Гэвин обошел галатриду по кругу, выцеливая иглометом уязвимое брюшко. Тварь стрекотала и тоже крутилась, прикрывая слабое место, парализованные клешни спазматически подёргивались и скребли дерн.
Глухая ярость застила глаза, с пустотными пауками у Гэвина были личные счеты. Галатрид обычно расстреливали с максимальной дистанции, никто не лез ближе полёта иглы, но сейчас хватать за руки и напоминать о мерах предосторожности было некому. Девять потерялся где-то в зарослях орешника, и клешни твари вонзались в рыхлую, взрытую землю в двух шагах от Гэвина.
Галатрида щелкнула хелицерами и угрожающе зашипела. Гэвин оскалился и зашипел в ответ. Зашедший твари за спину Девять бесшумно вынырнул из зарослей и пальнул из болтера. Максимальный заряд нейроимпульса заставил её замереть, Гэвин наконец-то поймал в прицел не прикрытое щитками желтое сегментированное брюшко и всадил туда полный магазин.
Шесть игл вспороли мягкие ткани, брызнул липкий белесый ихор, галатрида тяжело упала на землю и судорожно задергалась в конвульсиях. Отпрянуть Гэвин не успел, и одна из клешней смачно врезалась под ребра. Ослабевшая тварь даже ударив режущей кромкой не могла убить, его только откинуло на несколько шагов, впечатав спиной в дерево. Вроде бы не сильно — но в ушах всё равно зазвенело. Гэвин отлепился от дерева, тряхнул головой, чтобы прогнать этот противный тонкий звон, раз, другой, а потом замер, вслушиваясь в окружающую мертвую тишину.
— На стену, Девять!
Это был выброс. Звон в ушах ширился и нарастал, Гэвин торопливо сменил обойму игломета — пальцы подрагивали, Девять молчал, от мерзкого щекочущего ощущения волоски на теле вставали дыбом. Только бы морлок не вылез…
Откуда-то из-за деревьев раздалась песнь. От повторяющейся серии тягучих, низких частотно-модулированных звуков наваливалась апатия и усталость, от излучения выброса внутренности сжимались и слабели колени. Превозмогая противное мелкое подрагивание мышц, Гэвин вывалился из подлеска и огляделся. С этой стороны Детройта лесу не давали разрастаться вплотную к стенам, оставляя голую межу ярдов на триста и на этой меже он был один. Где носит Девять?
Вопрос «а где морлок?» оказался вторым в списке важности.
Монотонная морлочья песня лилась из-за деревьев, Гэвин мрачно посмотрел на стену, оценивая расстояние, посмотрел на верхушки деревьев, над которыми возвышался полупрозрачный столб выброса. Воздух вокруг столба едва заметно колебался — выброс излучал, окружающее пространство ритмично подрагивало в такт пульсации. Гэвин растер ладонью грудь — под ребрами тоже противно дрожало — зло сплюнул и нырнул обратно в подлесок. До него только сейчас дошло, что кроме песни, он не чувствует ничего, что напоминало бы о морлоке, а значит тварь из выброса не пришла.
Мысль о том, кто может петь морлочью песнь он отгонял до тех пор, пока подлесок не разошелся, и на полянке он не увидел Девять. Запрокинув голову, андроид выводил ноты, недоступные человеческому горлу, и Гэвин вскинул игломет.
— Заткнись немедленно.
Девять опустил голову, и песня смолкла. Посмотрел на дуло, нацеленное ему в лицо.
— Не мешайте высшей директиве, сержант Рид, — сухо посоветовал он. — Укройтесь за стеной и ждите.
Диод на виске мерцал голубым. Агент Перкинс не солгал — улучшенная защита от излучения выброса работала. Но про бонусы, прилагающиеся к андроиду, предпочел умолчать, сволочь. Ярость снова всколыхнулась в душе тёмной, душной волной. Гэвину бы стрелять, но вместо этого он открыл рот, собираясь пропесочить Девять до последнего винтика, объяснить, где он, Гэвин, видел его директивы, и что за стену…
За спиной хрипло заклекотало, и Гэвин машинально обернулся, уже зная кого увидит.
Из столба выброса лез морлок. Гэвин смотрел на птичьи длинные ноги, на вытянутое туловище, до отвращения похожее на человеческое, на руки-крылья. Последней из столба вытянулась овальная безглазая башка, и морлок снова заклекотал в серое хмурое небо. От него шел дымный странный пар, силуэт временами терял четкость, расплывался, двоился, от этого кружилась голова и нещадно сдавливало виски. Бежать смысла не было — морлочья аура мгновенно сковывала тело, ноги онемели и будто вросли в землю, и Гэвин мог только бессильно сжимать в пальцах игломет, ожидая, пока тварь подберется на расстояние выстрела.
Взмахнув крыльями, морлок в один момент оказался рядом, хотя отсюда до столба выброса было не меньше семисот ярдов. Окружающий мир померк, взор застила морлочья чернота, и в ней распахнулась добрая сотня оранжевых светящихся глаз. В уши вбуравился многоголосый невнятный шепот, Гэвин окончательно провалился в морок и понял, что смотрит совсем не на то, что всегда видел в морлочьем наваждении.
Морлок показывал самое больное, что есть в человеческой душе, и Гэвин всегда видел себя. Молодого и беззаботного, чистого, без уродливых шрамов на теле, того, каким он мог быть если бы не лез куда не положено. Стрелять такому себе в голову было легко.
Сейчас на него смотрел Девять. Живыми глазами. Смотрел, чуть склонив голову набок, улыбался слегка уголком губ, и Гэвин с ужасом понял, что не выстрелит. Не сможет.
И морлок его сожрёт.
Да и хуй с ним. Сейчас смерть хотя бы будет смотреть на него пронзительными светлыми глазами.
Впервые в жизни Гэвин Рид сдался.
Морок спал мгновенно, и Гэвина ослепил дневной свет. Он зажмурился, судорожно вдохнул прохладный воздух и потёр слезящиеся глаза тыльной стороной ладони, пряжка митенки больно царапнула бровь. Заодно обнаружил, что руки непривычно пустые, вскинул голову, отчаянно щурясь, и увидел свой игломет в чужих руках.
Девять держал оружие так небрежно, словно именно для этого и был создан, улыбался слегка уголком губ и смотрел на него, чуть склонив голову на бок — пронзительными, светлыми, живыми глазами.
На мгновение внутренности словно выморозило — показалось, что это все ещё чудовищный по силе морок, но потом остальной мир накинулся со всех сторон, шум ветра, голоса птиц, слизь, остающаяся после мёртвых морлоков и с лёгким шипением всасывающаяся в почву, щекотное ощущение тающего столба выброса… Красный диод на виске Девять.
— Улучшенная защита от излучения выброса, да? — хрипло спросил Гэвин.
— Да, — согласился Девять. — Меня освободил морлок.
— А ты его убил, — не то, чтобы Гэвин не знал, что делать с внезапно ожившей машиной, но происходящее всё ещё казалось чем-то нереальным, зыбким, мозги отказывались работать, хотя одна здравая мысль всё же проскочила, и он непонимающе нахмурился.
— Подожди, в смысле — освободил?
— Морлок хотел убить тебя, — Девять пожал плечами, педантично отвечая по порядку. — Улучшенная защита от излучения, Гэвин. Нельзя сделать девиантом того, кто уже им является.
В голове сделалось странно пусто, но совсем не от того, что андроид наплевал на субординацию, перешел на «ты» и даже назвал по имени. Гэвин пожирал взглядом Девять и пытался осознать, что всё это время он был… живым?
Всё. Это. Ёбаное. Время.
Гэвин выдохнул вязкий, горький воздух, ладони сжались в кулаки. Он ничего не имел против быть мудаком, карьеристом, в целом неприятным и грубым типом — и был. Насильником он быть не хотел.
Лучше бы его сожрал морлок.
— Въеби мне, — попросил он, Девять не шелохнулся. — Выеби. Выстрели!
Позорное «пожалуйста» сорваться с губ не успело. Из кустов раздался до боли в переносице знакомый голос:
— Отойди на два шага назад. Немедленно.
Окончательно сбитый с толку Гэвин послушно шагнул назад, Девять сделал то же самое. Коннор вышел из подлеска и на прицеле держал почему-то Девять. И только когда его закрыли широким плечом, до Гэвина дошло — Коннор защищал человека от андроида, а не наоборот.
Захотелось истерично засмеяться, побиться головой обо что-нибудь твёрдое и выстрелить себе в висок одновременно.
— Опусти игломет. Прикоснись ко мне.
Коннор говорил уверенно, протягивал белую руку без скина, и Девять подчинился, между пальцев андроидов мелькнула на миг крохотная голубая искра.
А потом Девять бросил игломет Гэвину — он поймал оружие на чистых рефлексах, — окинул пристальным взглядом, пронзившим насквозь, и скрылся в лесу.
— Куда это он? — Гэвин машинально сунул игломет в перевязь и понял, что за неполные две недели, которые торчал с Девять на этом чертовом аванпосте, он о Конноре и думать забыл. Будто и не было никакого RK800 никогда.
— Неважно, — Коннор тоже спрятал оружие. — Забудьте о нём. Я помогу составить рапорт, чтобы не возникло лишних вопросов.
— Сам разберусь, — Гэвин оценивающе посмотрел в лесные заросли, прикидывая, как быстро он догонит андроида, если отвяжется от Коннора вот прямо сейчас каким-нибудь чудом.
— Не советую, — его оценивающий взгляд был замечен и правильно истолкован. — Возвращайтесь на стену, сержант.
И этот туда же. Гэвин сперва хотел рявкнуть на настырную машину, но подумал, что неизвестно, догонит он Девять или нет, а Коннор здесь, рядом, и ответы почти на все вопросы у него наверняка есть. Поэтому он вдохнул, выдохнул, и миролюбиво спросил:
— А ты вообще как здесь оказался?
— Следил, — безучастно отозвался Коннор.
— И давно?
Даже сердце в груди замерло от нехорошего предчувствия.
— Двенадцать дней.
Блядь. Гэвин едва не ляпнул это вслух.
— Ты знал, что он живой?
— Догадывался.
— И всё равно целился не в меня?
— К сожалению, я на стороне людей, — бесцветный тон и непроницаемое лицо бесили до трясучки. — Даже таких, как вы, сержант Рид.
Гэвин его ударил.
Коннор не стал блокировать или уклоняться, он просто чуть повернул голову, выставляя скулу под летящий кулак, и о крепкий пластик лицевых пластин кожа на костяшках ободралась до мяса. А потом ударил в ответ.
— Сука, — Гэвин сплюнул кровь из разбитой губы. На этот раз Коннор его пощадил и обошлось без сломанного носа.
— Надеюсь, мы поняли друг друга, и делать глупости вы больше не намерены.
Гэвин смотрел на невозмутимого андроида и чувствовал, что ненавидит его каждой клеточкой. От былых чувств не осталось и следа. Коннор мог предупредить. Мог вмешаться. Мог не торопиться с защитой. Мог не щуриться так неодобрительно, мог не смешивать Гэвина с грязью одним взглядом.
Не то, что там было ещё что пачкать. Он и так изгваздан от макушки до пяток.
Гэвин до скрипа сжал челюсти, вскинул голову и под бдительным присмотром вернулся на ебучую стену.
После случившегося можно было ожидать, что жизнь как-то изменится. Он точно знал, что следующий морлок его сожрёт, он потерял экспериментальное дорогое оборудование, Коннор вместо вежливого безразличия демонстрировал исключительно неприязнь…
Но нет.
Саранча перешла реку, и Детройт готовился выстоять. До Гэвина Рида и его проблем никому не было дела. Специальный агент Перкинс с кислым лицом прочитал рапорт и, ни на что особо не надеясь, предложил второго RK900.
— Нахуй, — коротко ответил Гэвин, и его отпустили с миром.
Тем же вечером специальный агент отчалил обратно в метрополию.
Коннор перед глазами не маячил. Перед глазами вообще все лица сливались в какое-то одно, ничейное, и даже Тину Гэвин узнавал больше на слух. Думать об этом было некогда.
Саранча приходила и раньше, но таких масштабных приготовлений к её приходу Гэвин не помнил. Смены в патруле уже неделю длились по шестнадцать часов — укрепляли стены, копали рвы и закладывали взрывчатку, по периметру монтировали тяжелые лазерные пушки. То тут, то там раздавался зычный голос капитана Дэвида Аллена — городская служба безопасности работала наравне с патрульными. В этом тоже ничего нового не было, с приходом саранчи все городские службы объединялись, а вольфрамовые рудники и заводы боеприпасов работали круглосуточно.
Что было в новинку — так это странное онемение где-то в груди. Сердце не сбивалось с ритма, если рядом оказывался Коннор, не сжималось, когда он слышал голос Аллена, будто покрылось каменной коркой или вмерзло в позвоночник, и разбить это оцепенение мог, наверное, только морлок. Или Девять.
Думать о Девять было… больно. Впрочем, от мыслей у Гэвина был отличный рецепт — работа. Впору эгоистично порадоваться, что Детройт — ёбаное пограничье, последний оплот цивилизации, в котором уживались те, кому не было места в мирной и спокойной жизни. Опасной и тяжелой работы в Детройте было с избытком.
Межу между стеной и лесом расчистили и расширили до полутора сотен ярдов — дальше пушки не били. Лес вырубили и выжгли, распугав пустотную нечисть, норы пауков залили огнём и бетоном, и осенний воздух теперь всегда пах гарью, жжеными листьями и горячим хитином.
В одну из таких нор Гэвин провалился почти по колено и потом долго стоял над ней, зажав гашетку огнемета. Паучьи яйца лопались с противным писком, сморщивались и чернели, глаза слезились от едкого дыма. Аллен заметил, велел сдать огнемет и убираться за стену, таскать батареи. В другой раз у Гэвина потом бы руки тряслись два дня, и от злости, и от вида паучьей кладки, а сейчас — ничего, батареи так батареи. Напарник только раздражал.
— Этот пижон вашингтонский мог хотя бы андроида своего оставить, — сетовал Бен, обмахивая потное лицо концом шарфа. — Вон, Коннор в одно лицо таскает батареи.
— Больно мы нужны, чтобы ещё и андроидов здесь оставлять перед миграцией саранчи, — буркнул Гэвин. Ему тоже было жарко, но снять плащ и подставить лицо прохладному ветру он даже не подумал. — Давай, бери батарею и потащили.
Бен посмотрел на него с немым укором во взгляде, но Гэвин взгляды мастерски игнорировал и уже взялся за тяжеленную батарею лазерной пушки со своего края. Работа спасла его десять лет назад и спасала сейчас.
— А чего тебя с межи выперли? За стену не загонишь обычно…
— Бен, — Гэвин раздраженно пнул овальный край батареи, пытаясь подпихнуть её ближе к напарнику. — Тащи. Батарей два грузовоза.
Привыкший к постоянному раздражению в свой адрес, Бен вздохнул, но болтовню унял, обернул шарфом шею и взялся наконец за батарею. Рывком поднимая тяжеленную ношу, Гэвин цинично подумал, что патруль не для таких как Бен. Патруль вообще не для таких — жизнерадостных, неунывающих, любопытных и беспечных, он был молод и прижился, а Бену скоро на пенсию. Если доживёт, конечно.
Затащив батарею на стену, Гэвин выпрямился, повел плечами, разминая затёкшую спину, бросил случайный взгляд на пламенеющий закат и алые перья облаков — да и замер так.
Из-за горизонта катилась живая волна саранчи. Рядом кто-то подавился вдохом, закашлялся, с другой стороны донеслось «срань исусья!», с выдвинутых на середину межи дозорных башен в небеса взлетел сигнальный огонь. Началось.
Время сперва замедлилось. Бурным потоком саранча медленно и неотвратимо перевалила через холм и вылилась на межу. Вынесенные на межу дозорные башни дали первый залп, второй — и захлебнулись в лавине насекомых, одна из башен взорвалась изнутри, но алую пламенную кляксу затянуло блестящими сегментированными тельцами.
За спиной Аллен скомандовал поджечь первый ров, пламя взметнулось почти до зубцов стены, жаром опалило лицо, и Гэвин отшатнулся от края.
— Чего замер?! На шестую пушку, быстро! — рявкнул на него Аллен, и Гэвин подчинился, даже не осознав приказ.
Теперь время неслось вскачь. Восемь выстрелов, перезарядить, ещё восемь выстрелов. Пушка грелась, статическим электричеством покалывало кожу. Гэвин почти не целился — промазать мимо сплошного ковра саранчи было невозможно. Огня они не боялись, лезли в ров, горели, и по ещё живым горящим тельцам ползли новые твари.
Пушки стреляли почти беззвучно. Вечернюю тишину нарушали отрывистые команды стрелковых расчетов, хриплая ругань Аллена и шелест тысяч и тысяч крыльев.
Саранча не летала, но все до одной твари были крылатые. Тонкие, ажурные крылышки трепетали от малейшего движения воздуха и по виду не могли поднять в воздух даже пёрышко, не говоря уж о твари в половину человеческого роста. Говорили, что летать саранча могла только в областях с антигравитацией, но Гэвин на мнения ученых плевать хотел. Всё, что он знал — это что шорох сонма крыльев за один набег так вонзался в мозг, что ещё несколько дней после миграции казалось, будто он оглох.
Никаких других звуков саранча не издавала. Не пищала, сгорая в пламени, не стрекотала, не скрипела, размазанная по земле пушечным залпом. В том, как молчаливые твари пёрли в лобовую атаку, не считаясь с потерями было что-то жуткое, пробирающее до дрожи, но Гэвину бояться было некогда.
Восемь выстрелов, перезарядить, ещё восемь выстрелов. Аллен скомандовал поджечь второй ров, и теперь Гэвин без всяких напоминаний укрылся за ближайшим выступом, прячась от жара. Когда за спиной перестало гудеть, выглянул — и понял, что Детройт они не удержат.
Обычно саранча почти вся горела в первой огненной преграде, редких прорвавшихся особей отстреливали пушки. Иногда тварей набегало намного больше, и второй ров сжигал оставшихся. Сейчас конца края тварям видно не было, а за стеной огня только камни и люди.
— Стреляйте, мать вашу! — окрик Аллена сбил секундный ступор, и Гэвин прильнул к пушке, разряжая батарею. Судя по радужным всполохам слева и справа — не один он очнулся.
Восемь выстрелов. Перезарядить. Ещё восемь выстрелов. Саранча преодолела ров и копошилась у стен, тонюсенькие лапки скребли каменную кладку. Гэвин на ощупь подцепил пальцем крючок, наклонил пушечное дуло на максимально возможный угол вниз и пальнул. Лазерная волна сбила цепляющихся за стену тварей вниз, и пушка щёлкнула пустой батареей. Блядь. Он потянулся к податчику батарей, обнаружил что тот пуст, снова выругался и едва не дёрнулся, когда Тина пальнула куда-то за стену над его плечом.
— Не спи, Гэвин! — крикнула она, снова стреляя.
Гэвин не спал восемнадцать часов. Твари штурмовали стену, Аллен скомандовал отход к складам. Гэвин пятился, сдавал стену фут за футом, из игломета отстреливал перелезающих через край жуков и ни о чем не думал.
— Надо подать запрос в Вашингтон! — паниковал кто-то за спиной, голос был знакомый, но монотонный шорох жучиных крыльев мешал сосредоточиться на чем-то ещё кроме прицела игломета. — Пусть вышлют подмогу, мы не выстоим!
— Хуй тебе, а не подмогу, — ответствовал другой знакомый хриплый голос. — Нас давно бросили тут подыхать, поэтому стреляй пока иглы в обойме не кончились!
Иглы как раз кончились, Гэвин прижался спиной к контейнеру с бесполезными батареями для лазерных пушек, выщелкнул пустой магазин и сдёрнул с пояса последнюю запаску. Патрульные всегда стреляли по очереди, чтобы дать возможность напарнику перезарядиться, Гэвин был уверен, что его прикроют, и как-то отрешенно удивился, когда вскинул заряженный игломет в жвала подобравшейся твари. Рефлексы сработали быстрее мозга — он пальнул раньше, чем осознал опасность, на периферии зрения заметил странную белую волну, прокатившуюся от складов к стене, но размышлять о том, какое ещё оружие хранится в загашнике Аллена оказалось недосуг. Саранча была везде, на него прыгнули сразу с трех сторон, и он успел выстрелить только в одну.
Две другие взорвались изнутри, подстреленные с одинаковой — нечеловеческой — точностью и скоростью. Гэвин перевел дух, уткнулся в контейнер плечом, чувствуя, как от близости смерти внутренности превратились в какое-то ледяное желе и противно подрагивали, и только потом обернулся.
Сперва он увидел зависший над складами корабль, похожий на сплюснутое с боков блюдце, но удивиться не успел, глаза скользнули ниже. К нему шел Девять. С тихим гулом по небу разошлась уже виденная раньше белая слепящая волна, жесткий свет отразился от белоснежной ткани пиджака, от металла двух иглометов — ладони так небрежно сжимали оружие, что сладко заныло в животе, — отразился в холодных глазах, высветлив серо-голубую радужку до прозрачного белого, с крошечной черной точкой зрачка.
Девять шел и стрелял, иглы вспарывали тонкий хитин саранчи с характерным звуком, и Гэвин понял две вещи. Во-первых, игломёт в его руках какой-то неизвестной модификации, игл было явно больше положенных шести. А во-вторых — что вокруг контейнера, за которым он опрометчиво прятался, саранчи просто до жопы. Потом он, конечно, подумал о том, что рад его видеть, но тут Девять подошел почти вплотную.
— Две запаски, Гэвин, — сказал он и у Гэвина выдуло все мысли из головы. Странно даже, что он умудрился понять, чего от него хотят, сунул разряженный игломет в перевязь и скользнул по бокам андроида потными ладонями. Пальцы нащупали две запасные обоймы на поясе, он вытащил их из креплений, и Девять выщелкнул опустевшие магазины, одним движением надел иглометы на обоймы и продолжил вести огонь.
Гэвин откинул голову, вжавшись затылком в холодный металл контейнера. По небу снова пролетела вспышка огня — теперь он рассмотрел, что волна света действительно расходится от зависшего корабля и зажмурился, в наступивших сумерках яркий свет больно резал сетчатку.
Девять стоял так близко. Почти притирал его к контейнеру, закрывал собой со всех сторон, и с зажмуренными глазами его присутствие ощущалось слишком остро. Гэвин чувствовал, как подрагивали его плечи от отдачи, как мерно стучало в груди сердце — или что там у этих пластиков внутри вместо него, чувствовал, как редкое дыхание ерошит волосы на виске. И изо всех сил сжимал кулаки чтобы не вцепиться в Девять обеими руками.
Он выебал Девять. Девять спас ему жизнь два раза.
«Я на стороне людей. Даже таких, как вы», — сказал Коннор целую вечность назад. Если бы сейчас то же самое ему сказал Девять — Гэвин бы позорно рыдал, но Девять молчал, и Гэвин только считал выстрелы. Целых двадцать четыре насчитал, прежде чем Девять выронил иглометы, вскинул руки, и над гэвиновой головой раздался кошмарный хруст. Любопытство и страх пересилили, и Гэвин открыл один глаз.
Иглы кончились, и запрыгнувшей на контейнер твари Девять просто свернул шею. Гэвин хлопнул себя по поясу, вспомнил, что свой боезапас тоже истратил до последней иглы, положил ладонь на рукоять ножа — в рукопашной он тоже кое-что мог, но нападать никто не спешил, а потом тишина мягко толкнулась в уши.
Саранча больше не шелестела. Гэвин тряхнул головой, пытаясь избавиться от чувства, будто уши набили ватой, завозился, пытаясь выглянуть из-за контейнера, и Девять шагнул назад.
— Всё закончилось, — сказал он, и Гэвин дёрнулся, не зная, куда первым делом приложить ладонь. К глазам, которые слезились от ветра и дыма, или к груди, где сердце обреченно толкнулось в рёбра.
Гэвин не хотел, чтобы всё заканчивалось.